Неточные совпадения
Но, с другой стороны, не меньшего вероятия заслуживает и то соображение, что как ни привлекательна теория учтивого обращения, но, взятая изолированно, она нимало не гарантирует
людей от внезапного вторжения теории обращения неучтивого (как это и доказано впоследствии появлением на арене истории такой
личности, как майор Угрюм-Бурчеев), и, следовательно, если мы действительно желаем утвердить учтивое обращение на прочном основании, то все-таки прежде всего должны снабдить
людей настоящими якобы правами.
Достаточно сказать только, что есть в одном городе глупый
человек, это уже и
личность; вдруг выскочит господин почтенной наружности и закричит: «Ведь я тоже
человек, стало быть, я тоже глуп», — словом, вмиг смекнет, в чем дело.
— Это все вздор и клевета! — вспыхнул Лебезятников, который постоянно трусил напоминания об этой истории, — и совсем это не так было! Это было другое… Вы не так слышали; сплетня! Я просто тогда защищался. Она сама первая бросилась на меня с когтями… Она мне весь бакенбард выщипала… Всякому
человеку позволительно, надеюсь, защищать свою
личность. К тому же я никому не позволю с собой насилия… По принципу. Потому это уж почти деспотизм. Что ж мне было: так и стоять перед ней? Я ее только отпихнул.
— Нет, учусь… — отвечал молодой
человек, отчасти удивленный и особенным витиеватым тоном речи, и тем, что так прямо, в упор, обратились к нему. Несмотря на недавнее мгновенное желание хотя какого бы ни было сообщества с
людьми, он при первом, действительно обращенном к нему, слове вдруг ощутил свое обычное неприятное и раздражительное чувство отвращения ко всякому чужому лицу, касавшемуся или хотевшему только прикоснуться к его
личности.
— Во-первых, на это существует жизненный опыт; а во-вторых, доложу вам, изучать отдельные
личности не стоит труда. Все
люди друг на друга похожи как телом, так и душой; у каждого из нас мозг, селезенка, сердце, легкие одинаково устроены; и так называемые нравственные качества одни и те же у всех: небольшие видоизменения ничего не значат. Достаточно одного человеческого экземпляра, чтобы судить обо всех других.
Люди, что деревья в лесу; ни один ботаник не станет заниматься каждою отдельною березой.
Другой,
личность весьма угрюмая, говорит: «
Человека еще нет, а есть покорнейший слуга.
—
Люди начинают разбираться в событиях, — организовался «Союз 17 октября», — сообщал он, но не очень решительно, точно сомневался: те ли слова говорит и таким ли тоном следует говорить их? — Тут, знаете, выдвигается Стратонов, оч-чень сильная
личность, очень!
А минутами ему казалось, что он чем-то руководит, что-то направляет в жизни огромного города, ведь каждый
человек имеет право вообразить себя одной из тех
личностей, бытие которых окрашивает эпохи. На собраниях у Прейса, все более многолюдных и тревожных, он солидно говорил...
— Вот, я даже записала два, три его парадокса, например: «Торжество социальной справедливости будет началом духовной смерти
людей». Как тебе нравится? Или: «Начало и конец жизни — в
личности, а так как
личность неповторима, история — не повторяется». Тебе скучно? — вдруг спросила она.
Вспомнилось, как однажды у Прейса Тагильский холодно и жестко говорил о государстве как органе угнетения
личности, а когда Прейс докторально сказал ему: «Вы шаржируете» — он ответил небрежно: «Это история шаржирует». Стратонов сказал: «Ирония ваша — ирония нигилиста». Так же небрежно Тагильский ответил и ему: «Ошибаетесь, я не иронизирую. Однако нахожу, что
человек со вкусом к жизни не может прожевать действительность, не сдобрив ее солью и перцем иронии. Учит — скепсис, а оптимизм воспитывает дураков».
— Я — смешанных воззрений. Роль экономического фактора — признаю, но и роль
личности в истории — тоже. Потом — материализм: как его ни толкуйте, а это учение пессимистическое, революции же всегда делались оптимистами. Без социального идеализма, без пафоса любви к
людям революции не создашь, а пафосом материализма будет цинизм.
— Теперь дело ставится так: истинная и вечная мудрость дана проклятыми вопросами Ивана Карамазова. Иванов-Разумник утверждает, что решение этих вопросов не может быть сведено к нормам логическим или этическим и, значит, к счастью, невозможно. Заметь: к счастью! «Проблемы идеализма» — читал? Там Булгаков спрашивает: чем отличается человечество от
человека? И отвечает: если жизнь
личности — бессмысленна, то так же бессмысленны и судьбы человечества, — здорово?
На террасе говорили о славянофилах и Данилевском, о Герцене и Лаврове. Клим Самгин знал этих писателей, их идеи были в одинаковой степени чужды ему. Он находил, что, в сущности, все они рассматривают
личность только как материал истории, для всех
человек является Исааком, обреченным на заклание.
Поработав больше часа, он ушел, унося раздражающий образ женщины, неуловимой в ее мыслях и опасной, как все выспрашивающие
люди. Выспрашивают, потому что хотят создать представление о
человеке, и для того, чтобы скорее создать, ограничивают его
личность, искажают ее. Клим был уверен, что это именно так; сам стремясь упрощать
людей, он подозревал их в желании упростить его,
человека, который не чувствует границ своей
личности.
— Нет, отнеситесь серьезно, — просил тот, раскачиваясь на ногах. —
Люди, которые знают вас, например Ряхин, Тагильский, Прейс, особенно — Стратонов, — очень сильная
личность! — и — поверьте — с большим будущим, политик…
Только Иван Дронов требовательно и как-то излишне визгливо ставил вопросы об интеллигенции, о значении
личности в процессе истории. Знатоком этих вопросов был
человек, похожий на кормилицу; из всех друзей писателя он казался Климу наиболее глубоко обиженным.
«Воспитанная литераторами, публицистами, «критически мыслящая
личность» уже сыграла свою роль, перезрела, отжила. Ее мысль все окисляет, покрывая однообразной ржавчиной критицизма. Из фактов совершенно конкретных она делает не прямые выводы, а утопические, как, например, гипотеза социальной, то есть — в сущности, социалистической революции в России, стране полудиких
людей, каковы, например, эти «взыскующие града». Но, назвав
людей полудикими, он упрекнул себя...
Постепенно начиналась скептическая критика «значения
личности в процессе творчества истории», — критика, которая через десятки лет уступила место неумеренному восторгу пред новым героем, «белокурой бестией» Фридриха Ницше.
Люди быстро умнели и, соглашаясь с Спенсером, что «из свинцовых инстинктов не выработаешь золотого поведения», сосредоточивали силы и таланты свои на «самопознании», на вопросах индивидуального бытия. Быстро подвигались к приятию лозунга «наше время — не время широких задач».
Он не мог бы назвать себя
человеком равнодушным, ибо все, что непосредственно касалось его
личности, очень волновало его.
Определенность
личности достигается тем, что
человек говорит всегда одно и то же, — это ясно.
— Что же это… какой же это
человек? — шепотом спросил жандарм, ложась грудью на стол и сцепив пальцы рук. — Действительно — с крестами, с портретами государя вел народ, да?
Личность? Сила?
«Это не бабушка!» — с замиранием сердца, глядя на нее, думал он. Она казалась ему одною из тех женских
личностей, которые внезапно из круга семьи выходили героинями в великие минуты, когда падали вокруг тяжкие удары судьбы и когда нужны были
людям не грубые силы мышц, не гордость крепких умов, а силы души — нести великую скорбь, страдать, терпеть и не падать!
Вере подозрительна стала
личность самого проповедника — и она пятилась от него; даже послушавши, в начале знакомства, раза два его дерзких речей, указала на него Татьяне Марковне, и
людям поручено было присматривать за садом. Волохов зашел со стороны обрыва, от которого удалял
людей суеверный страх могилы самоубийцы. Он замечал недоверие Веры к себе и поставил себе задачей преодолеть его — и успел.
Это ум — не одной головы, но и сердца, и воли. Такие
люди не видны в толпе, они редко бывают на первом плане. Острые и тонкие умы, с бойким словом, часто затмевают блеском такие
личности, но эти
личности большею частию бывают невидимыми вождями или регуляторами деятельности и вообще жизни целого круга, в который поставит их судьба.
— Боже мой! — говорил Райский, возвращаясь к себе и бросаясь, усталый и телом и душой, в постель. — Думал ли я, что в этом углу вдруг попаду на такие драмы, на такие
личности? Как громадна и страшна простая жизнь в наготе ее правды и как
люди остаются целы после такой трескотни! А мы там, в куче, стряпаем свою жизнь и страсти, как повара — тонкие блюда!..
Я с большей отрадой смотрел на кафров и негров в Африке, на малайцев по островам Индийского океана, но с глубокой тоской следил в китайских кварталах за общим потоком китайской жизни, наблюдал подробности и попадавшиеся мне ближе
личности, слушал рассказы других, бывалых и знающих
людей.
Она очень хорошо могла доказывать, что существующий порядок невозможен, и что обязанность всякого
человека состоит в том, чтобы бороться с этим порядком и пытаться установить тот и политический и экономический строй жизни, при котором
личность могла бы свободно развиваться, и т. п.
Люди простые, обыкновенные, с требованиями русской общественной, крестьянской, христианской нравственности, оставляли эти понятия и усваивали новые, острожные, состоящие, главное, в том, что всякое поругание, насилие над человеческою
личностью, всякое уничтожение ее позволено, когда оно выгодно.
Симон Картинкин был атавистическое произведение крепостного права,
человек забитый, без образования, без принципов, без религии даже. Евфимья была его любовница и жертва наследственности. В ней были заметны все признаки дегенератной
личности. Главной же двигательной пружиной преступления была Маслова, представляющая в самых низких его представителях явление декадентства.
Купец Смельков, по определению товарища прокурора, был тип могучего, нетронутого русского
человека с его широкой натурой, который, вследствие своей доверчивости и великодушия, пал жертвою глубоко развращенных
личностей, во власть которых он попал.
И в его представлении происходило то обычное явление, что давно не виденное лицо любимого
человека, сначала поразив теми внешними переменами, которые произошли за время отсутствия, понемногу делается совершенно таким же, каким оно было за много лет тому назад, исчезают все происшедшие перемены, и перед духовными очами выступает только то главное выражение исключительной, неповторяемой духовной
личности.
Ложь коллективизма, натурализма или социализма, в которых исчезает
личность и образ
человека, может порождать разнообразные формы мистики.
Если его не будет, то
человек как
личность исчезнет.
В русском
человеке так мало подтянутости, организованности души, закала
личности, он не вытягивается вверх, в складе души его нет ничего готического.
У русского
человека недостаточно сильно сознание того, что честность обязательна для каждого
человека, что она связана с честью
человека, что она формирует
личность.
Но
личность существует лишь в том случае, если
человек есть свободный творческий дух, над которым кесарь не всесилен.
Именно те, кого Горький называет неудачным термином «богоискатели», вот уже много лет пытаются перенести центр тяжести внутрь
человека, в его глубину, и возложить на
личность человеческую огромную ответственность за жизнь.
Это требует исключительного уважения к
человеку, к
личности, к ее правам, к ее духовно самоуправляющейся природе.
Но единственное оправдание социализма заключается в том, что он хочет создать общество, в котором ни один
человек не будет объектом и вещью, каждый будет субъектом и
личностью.
Гуманитарная теория прогресса приносит всякого
человека в жертву своему божку и не может найти оправданий для страданий и жертв человеческой
личности.
Должна начаться общенациональная ориентировка жизни, идущая изнутри всякого русского
человека, всякой
личности, сознавшей свою связь с нацией.
Ложь коллективизма заключается в том, что он переносит нравственный экзистенциальный центр, совесть
человека и его способность к суждениям и оценкам из глубины человеческой
личности в quasiреальность, стоящую над
человеком.
Речь идет все время не только о душе
человека,
личности, но также и о душе общества и душе нации, с которыми демократическая механика так мало считается.
Обнаруживается вековой недостаток честности и чести в русском
человеке, недостаток нравственного воспитания
личности и свободного ее самоограничения.
Человек есть также
личность, т. е. духовное существо, несущее в себе образ божественного.
Русский
человек не ставил себе задачей выработать и дисциплинировать
личность, он слишком склонен был полагаться на то, что органический коллектив, к которому он принадлежит, за него все сделает для его нравственного здоровья.
Человек есть субъект и
личность, и оправдан социальный строй, который это признает.
Жестокость войны, жестокость нашей эпохи не есть просто жестокость, злоба, бессердечие
людей,
личностей, хотя все это и может быть явлениями сопутствующими.
Для многих русских
людей, привыкших к гнету и несправедливости, демократия представлялась чем-то определенным и простым, она должна принести великие блага, должна освободить
личность.
Духовная работа над формированием своей
личности не представляется русскому
человеку нужной и пленительной.